Неточные совпадения
Этот заячий тулуп мог, наконец, не на
шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поскакали; народ на улице останавливался и кланялся
в пояс. Пугачев кивал головою на обе
стороны. Через минуту мы выехали из слободы и помчались по гладкой дороге.
Бальзаминов. Сколько бы я ни прослужил: ведь у меня так же время-то идет, зато офицер. А теперь что я? Чин у меня маленький, притом же я человек робкий, живем мы
в стороне необразованной,
шутки здесь всё такие неприличные, да и насмешки… А вы только представьте, маменька: вдруг я офицер, иду по улице смело; уж тогда смело буду ходить; вдруг вижу — сидит барышня у окна, я поправляю усы…
— Ах, Lise, это только
шутки с твоей
стороны, но что, если бы ты
в самом деле заснула! — воскликнула госпожа Хохлакова.
Посидев еще немного, я пошел дальше. Все время мне попадался
в пути свежеперевернутый колодник. Я узнал работу медведя. Это его любимейшее занятие. Слоняясь по тайге, он подымает бурелом и что-то собирает под ним на земле. Китайцы
в шутку говорят, что медведь сушит валежник, поворачивая его к солнцу то одной, то другой
стороной.
Я вежливо приподнял фуражку. Мне нравилась эта церемония представления, кажется, тоже первая
в моей жизни. Я на время остановился у забора, и мы обменялись с Дембицкой несколькими
шутками. Младшая Линдгорст простодушно смеялась. Старшая держалась
в стороне и опять как-то гордо. Когда она повернула голову, что-то
в ее красивом профиле показалось мне знакомо. Прямой нос, слегка выдавшаяся нижняя губа… Точно у Басиной Иты? Нет, та была гораздо смуглее, но красивее и приятнее…
В этот день он явился
в класс с видом особенно величавым и надменным. С небрежностью, сквозь которую, однако, просвечивало самодовольство, он рассказал, что он с новым учителем уже «приятели». Знакомство произошло при особенных обстоятельствах. Вчера, лунным вечером, Доманевич возвращался от знакомых. На углу Тополевой улицы и шоссе он увидел какого-то господина, который сидел на штабеле бревен, покачивался из
стороны в сторону, обменивался
шутками с удивленными прохожими и запевал малорусские песни.
Начиналось обыкновенно с того, что старик, посмеиваясь, дразнил «идеальных паничей»; те горячились, старик тоже разгорячался, и тогда подымался самый невообразимый галдеж,
в котором обеим
сторонам доставалось не на
шутку.
С своей
стороны, старичок начал ездить к нам каждый день, а иногда и по два раза
в день, даже и тогда, когда Нелли стала ходить и уже совсем выздоравливала, и казалось, она заворожила его так, что он не мог прожить дня, не слыхав ее смеху и
шуток над ним, нередко очень забавных.
— Насилу-то вас занесло
в нашу
сторону, — сказал он, протягивая мне обе руки, — а я было не на
шутку начинал думать, что становые ведут себя примерно.
Не даю ему ни продохнуть, ни проглянуть, все ему своим картузом по морде тесто размазываю, слеплю, зубным скрежетом
в трепет привожу, пугаю, а по бокам с обеих
сторон нагайкой деру, чтобы понимал, что это не
шутка…
У Юлии Михайловны, по старому счету, было двести душ, и, кроме того, с ней являлась большая протекция. С другой
стороны, фон Лембке был красив, а ей уже за сорок. Замечательно, что он мало-помалу влюбился
в нее и
в самом деле, по мере того как всё более и более ощущал себя женихом.
В день свадьбы утром послал ей стихи. Ей всё это очень нравилось, даже стихи: сорок лет не
шутка. Вскорости он получил известный чин и известный орден, а затем назначен был
в нашу губернию.
Тарантас задребезжал и быстро покатился по потемневшему тракту. Колокольчик залился не на
шутку, пристяжки изогнули головы, как змейки, березки убегали назад одна за другой, а между ветвей виднелись по
сторонам те же поля, те же тучи… Кой-где
в сумерках зажигались дальние огоньки…
В груди у меня словно оборвалось что-то. Не смея, с одной
стороны, предполагать, чтобы господин вице-губернатор отважился, без достаточного основания, обзывать дураком того, кого он еще накануне честил вашим превосходительством, а с другой
стороны, зная, что он любил иногда пошутить (терпеть не могу этих
шуток,
в которых нельзя понять,
шутка ли это или испытание!), я принял его слова со свойственною мне осмотрительностью.
В ладу с ним могла бы жить женщина добрая, умная и снисходительная, которая умела бы не плесть всякое лыко
в строку и проходить мимо его смешных
сторон с веселой
шуткой, а не с высокомерной доктриной и не ядовитым шипением.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные
стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не
шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Молодайка, жена Никиты, не принимала участия
в общем разговоре,
шутках и смехе; как только последние лопатки песку были промыты, она сейчас же бегом убежала
в сторону леса, где стоял балаган Зайца. Бледное лицо молодайки с большими голубыми глазами мне показалось очень печальным; губы были сложены сосредоточенно и задумчиво. Видно, не весело доставалась этой женщине приисковая жизнь.
Вдали,
в грудах беспорядочно наваленных дров, мелькала пестрая, покрытая сажей толпа «дровосушек» и поденщиц, вызывавшая со
стороны проходивших рабочих двусмысленные улыбки, совсем недвусмысленные
шутки и остроты, и не менее откровенные ответы, и громкий девичий смех, как-то мало гармонировавший с окружающей обстановкой усталых лиц, железа, угля и глухого грохота, прерываемого только резким свистом и окриком рабочих.
Некоторые из этих волокит влюбились не на
шутку и требовали ее руки: но ей хотелось попробовать лестную роль непреклонной… и к тому же они все были прескушные: им отказали… один с отчаяния долго был болен, другие скоро утешились… между тем время шло: она сделалась опытной и бойкой девою: смотрела на всех
в лорнет, обращалась очень смело, не краснела от двусмысленной речи или взора — и вокруг нее стали увиваться розовые юноши, пробующие свои силы
в словесной перестрелке и посвящавшие ей первые свои опыты страстного красноречия, — увы, на этих было еще меньше надежды, чем на всех прежних; она с досадою и вместе тайным удовольствием убивала их надежды, останавливала едкой насмешкой разливы красноречия — и вскоре они уверились, что она непобедимая и чудная женщина; вздыхающий рой разлетелся
в разные
стороны… и наконец для Лизаветы Николавны наступил период самый мучительный и опасный сердцу отцветающей женщины…
Лакеи и горничные принялись выбираться; кое-кто из остававшихся дворовых прибежали помогать им, и со всех
сторон посыпались
шутки и прибаутки по случаю неудачной поездки и скорого возвращения: «Ну что, хорошо ли
в Москве?
Самый фокус был поразительно груб, даже глуп, но на это именно я и рассчитывал. Более тонкой
шутки они не поняли бы. Сперва я размахивал руками и «возбужденно» разговаривал с Павлом Петровичем, пока тот не начал
в удивлении таращить свои глазенки; потом я впал
в «сосредоточенную задумчивость», дождавшись вопроса со
стороны обязательной Ирины Павловны...
И пока
в шутовских гримасах корчилась одна
сторона его лица, другая качалась серьезно и строго, и широко смотрел никогда не смыкающийся глаз. Больше всех и громче всех хохотал над
шутками Искариота Петр Симонов. Но однажды случилось так, что он вдруг нахмурился, сделался молчалив и печален и поспешно отвел Иуду
в сторону, таща его за рукав.
Ужинать сели. Как водится, жениха с невестой рядом посадили, по другую
сторону невесты уселся Макар Тихоныч. Беседа шла веселая, вино рекой лилось — хорошо пировали. Вдоволь угостился Макар Тихоныч, поминутно сыпал
шутками.
В конце стола, взглянув на невесту, сказал, обращаясь к Гавриле Маркелычу...
— Смирится он!.. Как же! Растопырь карман-от! — с усмешкой ответил Василий Фадеев. — Не на таковского, брат, напали… Наш хозяин и
в малом потакать не любит, а тут
шутка ль, что вы наделали?.. Бунт!.. Рукава засучивать на него начали, обстали со всех
сторон. Ведь мало бы еще, так вы бы его
в потасовку… Нечего тут и думать пустого — не смирится он с вами… Так доймет, что до гроба жизни будете нонешний день поминать…
Он был уверен, что весь этот разговор веден его дочерью просто ради
шутки; но это была с его
стороны большая ошибка, которая и обнаружилась на другой же день, когда старик и старуха Гриневичи сидели вместе после обеда
в садовой беседке, и к ним совершенно неожиданно подошла дочь вместе с генералом Синтяниным и попросила благословения на брак.
И сцена стала служить новым идеям,
в серьезной драме и комедии ушла дальше скрибовских сюжетов,
в сторону более смелого реализма, а
шутка, смех, сатира и то, что французы называют"высвистыванием"(persiflage), получило небывалый успех
в форме тогда только что народившейся оперетки.
А между тем железная воля Пекторалиса, приносившая свою серьезную пользу там, где нужна была с его
стороны настойчивость, и обещавшая ему самому иметь такое серьезное значение
в его жизни, у нас по нашей русской простоте все как-то смахивала на
шутку и потешение. И что всего удивительней, надо было сознаться, что это никак не могло быть иначе; так уже это складывалось.
Пекторалис знал Дмитрия Ерофеича за шутника и был уверен, что все это
шутки; он оделся, вышел на крыльцо, сел
в саночки, но чуть только забрал вожжи, его лошадь сразу же бросилась вперед и ударилась лбом
в стену. Он ее потянул
в другую
сторону, она снова метнулась и опять лбом
в запертый сарай — и на этот раз так больно стукнулась, что даже головою замотала.
Но для всякой предосторожности, чтобы не перетолковали
в худую
сторону моих
шуток, ныне ж донесу ему обо всем случившемся
в моем доме и об оскорблениях, мне лично сделанных людьми, играющими роль его лазутчиков.
Ее быстрое согласие, с одной
стороны, его обрадовало, так как он не на
шутку перетрусил перед князем Потемкиным, но с другой, оно заронило
в его сердце против его жены какую-то едкую горечь.
Несмотря на уверение князя Никиты, что намек на возможность сватовства со
стороны Малюты за княжну Евпраксию был ни более, ни менее как
шуткою в дружеской беседе, несмотря на то, что сам князь Василий был почти убежден, что такая блажь не может серьезно запасть
в голову «выскочки-опричника», что должен же тот понимать то неизмеримое расстояние, которое существует между ним и дочерью князя Прозоровского, понимать, наконец, что он, князь Василий, скорее собственными руками задушит свою дочь, чем отдаст ее
в жены «царского палача», — никем иным не представлялся князю Григорий Лукьянович, — несмотря, повторяем, на все это, он решился, хотя временно, удалиться из Москвы, подальше и от сластолюбца-царя и от его сподвижников, бесшабашных сорванцов, увезти свое ненаглядное детище.
Ведь если со
стороны поглядеть, как я по шоссе маршировал и весьма храбро собирал цветочки, так ведь истинный дурак, трус и подлец, а я себя не на
шутку умным почитал: как же — и телегу достал, и вот детей спасаю, и
в кармане у меня корка… не как-нибудь, а с запасом человек!